22 мая 2015 г.
Бизнесмен из Петербурга стал бойцом украинского добровольческого батальона, не дождавшись перемен в своей стране. Об этом он рассказал в интервью «Радио Свобода».
– Я ненавижу в россиянах типичные признаки человека, живущего в гнилом государстве: чинопреклонение, коррумпированность, вечные жалобы на жизнь. Все сетуют на то, что гаишники берут взятки – и тут же сами, забыв про это негодование, садятся пьяными за руль. И ведь будут потом звонить друзьям, просить: «Парни, надо двадцать тысяч, пятьдесят, я тут пьяный за рулем, но больше – никогда...»
Двойные стандарты абсолютно во всем. Да и этот поднадоевший патриотический угар... Люди пытаются гордиться чем-то действительно высоким, но забывают, что этому высокому надо бы соответствовать. В двух словах: у россиянина хорошо получается пьяным в луже валяться, пускать пузыри и при этом кричать о том, что мы фашистов побили, хотя «фашисты», которых «мы побили», живут гораздо лучше нас. Их ветераны получают пенсию достойную, в отличие от наших дедов, которые воевали. Да, это, может быть, необъективное мнение, я не политик. Я – просто человек, у которого есть логика. Поэтому я с этой стороны воюю, а не с той. Кстати, я пошел воевать не за Украину, а за украинский народ. Мне, думаю, удалось трезво оценить ситуацию в условиях информационной войны. Но если бы и десятая часть того, что показывают по телевизору в России, было правдой, то я бы воевал за сепаратистов. Даже российскую армию не пришлось бы звать на подмогу. Потому что такие города, как Харьков, Херсон, Одесса, встали бы на сторону ДНРовцев, если бы тут действительно притесняли и убивали за русский язык.
– Когда вы приехали воевать на Украину? Как это произошло?
– Я чуть меньше года назад приехал. Не без проблем перешел границу. Благо, тут уже были знакомые в одном из добровольческих формирований. Сразу пошел туда. В принципе, во все украинские добровольческие батальоны граждане России попадают по знакомству. Поскольку, с учетом того, что россияне воюют по большей части с другой стороны, не исключено, что кто-то может быть «засланцем». За тебя должны поручиться: русские или кто-то из украинцев. У меня были такие друзья.
– Какую роль сейчас играют добровольческие батальоны на Украине?
– Сейчас власть активно пытается избавиться от добровольческих батальонов и подмять под себя добровольческое движение в целом. Примером тому может служить ситуация с “Правым сектором”, с окружением их базы и дальнейшим конфликтом. Вот совсем недавно расформировали “Днепр-1”. Понятно, что это был батальон Игоря Коломойского. Он их спонсировал, а они за это должны были, наверно, какие-то его интересы представлять. Но там были две вполне боеспособные роты, которые принимали участие в боевых действиях: и в Иловайске были, и вполне достойно показали себя на Новоазовском направлении, бились и сейчас продолжают. Если бы не добровольческие батальоны, то линия фронта сейчас пролегала бы где-нибудь по берегу Днепра как минимум. Все могло быть гораздо хуже. На первых порах ржавая украинская армия, которая даже сейчас крайне низкомобильна, была ни на что не способна. Мне и как обычному человеку понятно, что так воевать нельзя: «закапывать» людей, не позволять им идти вперед, не давать никаких конкретных приказов, не бороться с внутренними проблемами: пьянством, разбоем.
Необязательно отдавать преступные приказы, порой достаточно просто ничего не делать в критической ситуации для того, чтобы погибли твои же бойцы, говорит Роман:
– Именно такой была ситуация в Дебальцеве. Так случился самый первый «котел» в районе Изварина. Генералы отвечали молчанием на доклады руководителей секторов о том, что заметна усиленная концентрация на российско-украинской границе, что идет артобстрел со стороны России, что армии не хватает техники. Приезжаешь в бригаду (это 3–5 тысяч человек), а у них стоят 10 БМП, из них на ходу – пять, из этих пяти оптика есть у трех. То есть лишь две могут стрелять. Техника практически вся была нерабочая, а докладывали, что все хорошо. А если и докладывали, что все плохо, то сразу же становились по определению начальников паникерами. Приходилось и с пленными общаться. Мне лично ситуация понятна. Украинская армия – это «совок». Я общался в неформальной обстановке и с командирами, и с полковниками, слышал, о чем говорят генералы. Даже если эти люди не имели злой воли действовать в интересах России, все равно обстановка в командовании украинской армии – едва ли не самое страшное оружие в арсенале российской империалистической машины. На тех участках фронта, где командиры рот, батальонов, втихаря нарушая распоряжения и устав, рискуя свободой, брали на себя ответственность за принятие, там все складывалось по-другому.
– Почему, на ваш взгляд, украинская армия в таком состоянии?
– Как мне кажется, в каких-то ситуациях причиной послужила некомпетентность генералитета. В Украине просто бешеное количество генералов. Они – из тех людей, которые, в большинстве своем, пришли в армию за быстрой карьерой. Они – «генералы мира». Порошенко ими окружен. Есть неплохие, конечно. По большей части, выбор генералов в Украине – это выбор лучших из худших. Почти все они – люди некомпетентные, но уходить со своих должностей не хотят. Порошенко как верховный главнокомандующий может снять таких генералов с постов. Но украинский президент – человек не военный, он бизнесмен. Порошенко в мирное время, конечно, смог бы сделать многое для Украины. Он мог бы провести реформы, без которых будущее украинской экономики невозможно. Но все выглядит так, как будто у окружения Порошенко нет желания поскорее выиграть битву. Быстрая победа означает возвращение добровольцев с фронтов, а значит, продолжение революционного процесса. Я этим объясняю для себя желание как можно быстрее «слить» больше добровольческих формирований. Быстро победить – плохо, быстро проиграть – тоже плохо.
– А граждане Украины больше ничего не предпринимают, чтобы изменить ситуацию, навести порядок? Где энергия Майдана?
– Сил на Майдан хватило. Бегать с деревянными щитами, отбиваться от пуль. Каждому на Майдане нашлись место и занятие. Огромная народная боевая машина, отличный пример самоорганизации. Один умеет сражаться, другой – делать «коктейли Молотова», все занимались тем, что у них лучше всего получалось. Приходили врачи – предлагали организовывать медслужбу, приходили повара – регулировали работу на кухне, а у другого вот есть машина – я, говорит, покрышки привезу. Но Майдан организовала небольшая часть украинцев, а народ в большей степени показал себя простым запуганным населением. В этом они похожи на россиян, только менее агрессивные и озлобленные, но такие же слабовольные. Они верят телевизору, пропаганде, которая направлена сейчас не столько против России, сколько внутрь страны. Военной пропаганды нет, ею занимаются волонтеры и гражданские организации. Они делают ролики, пытаются помочь украинской армии, но на уровне государства подобного не происходит.
Цель украинской пропаганды – популяризация власти. Эта пропаганда очень слабая, несвоевременная, она по сути сводится вот к чему: не ругайте власть, идет война! Тот, кто ругает власть, – агент ФСБ. Людям рассказывают, что нельзя «раскачивать лодку», потому что «царь» хороший, а «бояре» плохие. Все это смахивает на ситуацию в России. Подконтрольные украинским верхам СМИ ничего не противопоставляют потоку российской пропаганды и грязи. Вместо этого людям вдалбливают, что нельзя критиковать власть. Надеть вышиванку, “розмовляти рідною мовою” – это популизм.
К нам на передовую как-то приезжали разные публичные лица. Пофотографироваться в бронежилете, поспать в спальном мешке, но при первой же опасности они уматывали назад в теплые хоромы. Бывает, что крупные чины, судьи, например, едут работать в зону АТО, отрабатывают три месяца в относительной безопасности, и все это для того, чтоб не попасть под люстрацию. Майор-взяточник отстоит на блокпосту где-нибудь на въезде в Днепропетровскую область, но и он – участник АТО.
– Каковы перспективы развития военных событий на Украине?
– Если все останется как есть, то мы потеряем Мариуполь, район вокруг Песков. Перемирия, «сливы», сдачи… Дело может дойти до потери Одессы, Херсона, Николаева.
– Война длится практически год, бойцы, которые шли воевать за идею, видят все то, о чем вы говорите…
– Люди разочарованы. Нет поддержки в тылу. Кто-то просто уходит с фронта, кто-то – в криминал. Сейчас есть даже целые батальоны, которые занимаются криминалом: «отжим» бизнеса, «крышевание». Есть и алкоголики, наркоманы, на которых просто закрывают глаза. В Донецком аэропорту творилось безумие. Там был костяк из кировоградских, и были части ДУКа (Добровольческий украинский корпус «Правого сектора». – РС), которые не выпивали. Вот они там бились до потери пульса. А в основном людям, которые туда приезжали, от трех дней сидения в подвале под бомбежками «сносило» голову, они начинали по-жесткому пить – и ВСУшники (представители Вооруженных сил Украины. – РС), и «правосеки». Хотя те же самые ВСУшники, попав в сложные ситуации, становились более мотивированными – за этот год у кого-то погибли товарищи, друзья.
Украинцы – очень добрые люди, даже чересчур. Меня даже поначалу на войне это раздражало. Только сейчас бойцы немного разозлились. Да, они могут биться до последнего. Батальон «Айдар» этому пример: они как оторванные от реальности, как некая помесь казаков и викингов. Так же до конца рубятся ребята из Донецка, Луганска, Крыма. Они с самого начала формирования батальонов сражаются. Им нечего терять, дома-то больше нет. В основном по мобилизации пришли самые жесткие западные националисты. Их сейчас много. Это люди из городов, настоящие «западенские» националисты, без вышеватничества.
– Что такое «вышеватничество»?
– Вышеватники – это как те же российские патриоты, только по их версии в бедах их страны не Госдеп и Обама виноваты, а «кляты москали». Деревенский национализм, поклонники партии “Свобода”, которые, кстати, делают хорошую картинку российскому телевидению. Вышеватничество потеряло обороты, партия “Свобода” набрала на выборах минимум. Но картинка как будто специально, сохраняется для российской пропаганды. Из всех российских пропагандистских «страшилок» отчасти правдивая только про ужесточения в отношении русского языка после Майдана. Но разговор был о государственных документах и о сотрудниках государственных органов, а это нормально. Вообще, если не хочешь говорить по-украински, тебя никто не заставляет. Кстати, я сам, если все будет хорошо и получится остаться здесь, при условии что украинская сторона не выдаст нас обратно на родину, пойду в вечернюю школу учить украинский.
– Существует вариант, при котором после окончания войны вас депортируют в Россию?
– Ходят слухи, что нам не просто так не дают украинское гражданство. Нам обратного хода в Россию нет. А вот что думает о нас украинское правительство – большой вопрос. Когда Илье Богданову не хотели давать гражданство, чиновники заявляли, что он – офицер ФСБ, и никто не хочет ссориться с Путиным из-за этого.
А может мы, добровольцы из России, не нужны украинскому государству? Да спроси любого человека в Украине, который понимает, что такое война, надо ли упрощать россиянам получение гражданства, каждый ответит, что готов свой паспорт отдать, лишь бы нас не кинули на растерзание путинскому режиму. Украинское государство не знает, что делать со своими радикалами, думающими, пассионарными людьми, которые сейчас воюют. А тут еще мы на их голову! Если вы думаете, что воевать за Украину из России поехали какие-то страшные оголтелые националисты – это не так. Тут множество умных людей с высшим образованием, просто они не смогли работать, жить и развиваться в условиях российского мира. В Украине и без воюющих россиян и так куча этнических русских, которые благодаря Путину теперь считают себя украинцами.
– Ситуация на фронте не улучшается, что же чувствуют те, кто сейчас воюет?
– У нас в добровольческом формировании своя компания, мы, возвращаясь в Киев, попадаем в окружение волонтеров, товарищей, друзей. Это позволяет чувствовать себя нужным. Трагедия всех войн – когда солдат, возвращаясь на гражданку, становится обозленным и разочарованным. Человек рисковал жизнью, сражался за благое дело (я говорю сейчас не о тех, кто ездил на фронт для того, чтобы сделать пару красивых фотографий), а потом вернулся в свой город, начал ходить пьяным по улицам и лезть в драки с криками “я ветеран”. Я думаю о нормальных людях с гражданской позицией. В войне участвуют процентов 15–20 населения (солдаты, их семьи, друзья, волонтеры, журналисты). Все остальные думают, что идет АТО, не война, да и вообще думают, что сейчас перемирие, которого на самом деле нет и не было. В России так же люди себя ведут. Поэтому больше нет никаких серьезных общественных движений. Никто не хочет отвечать на поставленные вопросы, никто не хочет взглянуть на реальность.
Я изначально знал, что на войне в Украине будет так, не искал сочувствия в глазах людей. Но надежды большинства бойцов были разрушены. Людям будет очень трудно социализироваться, особенно тем, кто прошел такие горячие участки войны, как донецкий аэропорт, Дебальцево, «котлы», Иловайск, плен. Есть у человека удостоверение участника боевых действий, которое дает льготы, большие возможности (от скидок на квартплату до права на приобретение земли). Люди просто не знают, что им дает это удостоверение, сталкиваются с коррупцией и чиновниками, которые не хотят их права реализовывать. Государство должно говорить, что это война, и тогда народ будет хоть что-то осознавать. Люди в Днепропетровске еще понимают, что где-то рядом идет бойня. В Киеве – нет. Какие-то «котлы», АТО – большинству здесь это непонятно.
– Вы уже год с оружием в руках защищаете Украину. Что это дало лично вам?
– В России в последние годы я просто медленно умирал. Я стал затворником, я не мог представить, почему это происходит, сузил круг общения, перестал понимать людей вокруг. Вопиющая ситуация стала настолько очевидной, что дальше переносить это я просто не мог. Сейчас я не воюю против жителей Донбасса, хотя, по мне, они такие же россияне. Я сражаюсь против Российской империи, государства, которое нас сделало рабами и не хочет выпускать из рабства украинский народ, который отчаянно хочет вырваться. Я не слишком много рефлексирую, у меня хорошие товарищи, круг общения, в отличие от мобилизованных, у нас нет чувства брошенности и одиночества. Жизнь продолжается. Но все очень сильно поменялось. Во многом разочаровался, во многом укрепился. Особенно укрепился в своем выборе пойти сражаться за ту часть украинского народа, которая что-то делает для своей страны.
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.