8 июля 2017 г.
Иногда меня спрашивают – были ли пытки в СБУ? Давайте я просто расскажу немного о том, что происходило после 09.12.2015, а вы решите сами – были или нет. Расскажу только то, что пережила сама.
Штурм начался ровно в 22 часа. Входную дверь вынесли очень быстро. В мою комнату забросили светошумовую гранату. Она разбила стекло в двери и упала на диван, метрах в полутора от меня. Рефлексы сработали – я успела опуститься на колено, съёжиться, закрыть локтём глаза, плечом – правое ухо. Не успела только защитить левое.
После взрыва в комнату ворвались автоматчики. Меня уложили лицом в пол, засыпанный осколками стекла. Руки за голову. Тот, кто стоял справа, врезал ногой в бок – потом оказалось, что он сломал мне два ребра. Руки завели за спину, надели на запястья толстый пластиковый хомут. В отличие от наручников, он сжимает руки очень плотно, препятствуя кровообращению. На запястьях у меня он оставался до 14 часов следующего дня, с перерывом на полчаса – на беседу с адвокатом. То есть 16 часов – даже не в наручниках, дающих хоть какое-то пространство запястьям и позволяющих пошевелить руками, а в этом толстом пластиковом хомуте с ледяными из-за нарушенного кровообращения пальцами.
Отвели на кухню. До окончания обыска – то есть до полчетвёртого утра – я просидела там на табуретке под прицелом автоматчика. Потом была поездка на Владимирскую, 33, где почему-то выяснилось, что задержавшая нас группа в здание войти не может, оттуда – на Тарасовскую, 7, где оформлялось задержание, и, наконец, на Аскольдов – в СИЗО, где мне предстояло провести ближайшие 7 месяцев. Потом уже я сидела на Лукьяновке.
Днём 11-го повезли в суд для избрания меры пресечения. Бумаги, на ознакомление с которыми по закону предусмотрено 3 часа, вручили за полчаса до отъезда. Взяла эту пачку в руки. Когда надели наручники – за спиной – оказалось, что держать их не особо удобно. Наручники надели примерно в 15 часов. Сняли – по возвращении, глубокой ночью, в районе 2 часов. Почти всё это время руки были скованы за спиной, вперёд перестегнули на пару часов.
Но помимо наручников, перед выездом я получила ещё и мешок на голову. В таком виде, подхватив меня под локти и заломив руки вверх (сломанные рёбра на это отозвались весьма чувствительно) потащили в машину. Это потом, когда стали возить без мешка, я увидела, из чего состоит конвойный автопарк. Расскажу чуть ниже. Тогда заметила только, что сидение деревянное, скользкое, и руки в наручниках, держащие пачку бумаг, ни за что ухватиться не могут. А трясёт сильно. Пару раз при торможении соскальзывала на пол.
Привезли в суд, вывели – опять заломив руки, потащили куда-то, перетолкнули через порог. Мешок с головы сдёрнули, наручники за спиной оставили. Захлопнулась дверь. Я была в абсолютно пустой небольшой камере. На полу кафель. Ни стула, ни табуретки. В этом недоремонтированном боксе я пробыла – стоя и в наручниках за спиной – около 10 часов. Без пищи и воды. Только около 23 часов наручники перестегнули вперёд, и я смогла полистать бумаги, кое-как удерживая их на весу. Рёбра болели зверски.
К судье попала глубокой ночью, около часа. По её настоянию мне дали попить (конвой отказывался даже дать мне воды). Когда всё закончилось – снова наручники за спину, мешок и в машину. Так, в наручниках и с мешком, и затащили на 3 этаж, втолкнули в камеру. Сняли мешок и наручники.
Камера с негаснущим светом, с матовым стеклом, с круглосуточным видеонаблюдением. Им безразлично, что по закону в камере с видеонаблюдением человека можно держать только непродолжительное время, причём уведомляя его о наблюдении письменно.
Койка – переплетение металлических полос шириной сантиметра 3, толщиной миллиметра 2, ширина клетки – сантиметров 20. Понятно, что переплетённые на манер редкой корзинки полосы не могут быть ровными. В местах, где они пересекают друг друга, – бугры. Всё продавленное, кривое, жёсткое. Сверху – допотопный матрас, набитый ватином, сбившиеся комья которого провисают сквозь проёмы решётки-койки, так что к середине ночи на выступающих буграх остаётся голая холстина. Прекрасный вариант для больной спины и сломанных рёбер.
Когда наступили морозы, оказалось, что окно моё закрыто неплотно, в нём щель. И тогда же отключили отопление. Спрятанная за решёткой батарея была ледяной. Я, надев на себя всё, что только у меня было, заворачивалась в тощее одеяло и думала только об одном – что нельзя заболеть. Надо выжить. По утрам скалывала лёд с окна. Он падал на подушку и не таял. Конструкция койки и крики охраны не позволяли хотя бы переложить подушку на другой край, чтобы ледяной поток воздуха из щелястого окна дул не в голову, а только по ногам.
Прогулочный дворик… Это просто бетонная коробка, закрытая металлической сеткой, над которой есть оконный проём, прикрытый металлическим щитом. Крыша – из полупрозрачного пластика, сквозь который смутно видно синеву неба. Солнце за эти месяцы я видела чудом, раза 3 или 4. Если очень повезёт, и окажешься в нужное время в нужном дворике, то в щель между оконным проёмом и прикрывающим его щитом заглянет солнце.
Теперь об автопарке. У конвоя 2 автомобиля. Чаще используется первый. В нём два отделения. Одно сзади, с лавкой на 2-х человек, отделено от салона металлической дверцей с решёткой. Второе – сбоку, с двумя одиночными сидениями. Там дверца сплошная, без решётки. Сам автомобиль – тёмно-синий. Летом, в жару, он так нагревается, что в боковом отсеке невозможно прикоснуться к стенке – такая она горячая. Дышать в этом отсеке практически нечем, нет решётки, чтобы воздух хоть немного поступал из салона, где сидит конвой. Иногда бывало так, что автомобиль подолгу стоял под палящим солнцем.
Второй автомобиль – попросту инкассаторский. Сзади у него дверца, на ней надпись – «Сейф банковский». Дверца, соответственно, сейфовая. Маленькое пространство, в котором сидеть можно, только скрючившись на узеньком выступе – выпрямиться невозможно, а колени упираются в стенку. Закрывается сейфовая дверь – и человек оказывается в полной темноте. В сейф не попадает ни лучика света, ни струйки воздуха. Полнейшая темнота и неимоверная духота.
О чём ещё рассказать? О душе раз в неделю по 5 минут, потому что воду выключают, успеешь ты вымыться или нет? О том, что ополоснуться в камере над крохотной раковиной невозможно, тем более, что горячей воды нет, а на тебя смотрит видеокамера? О туалете напротив дверного глазка и как раз под этой видеокамерой? О криках из коридора, потому что кто-то в соседней камере не мог спать ночью и пытался подремать днём, и каждые 5 минут с грохотом распахивалась кормушка его камеры и раздавался крик «Не спать!»? О безудержно рыдавшем трое суток подряд мужчине в соседней камере? О несъедобной каше 3 раза в день? Об обысках, когда переворачивались все вещи, и личных обысках до и после беседы с адвокатом – доскональных, с полным раздеванием и осмотром нижнего белья? О нарочно плохо настроенном, хрипящем, громко орущем радио в прогулочных двориках, из-за которого после прогулки человек выходит оглушённым? О периодах, когда даже в душ и на прогулку выводили в наручниках, застёгнутых за спиной? О том, как не вызывали «скорую», или о том, каким счастьем был переезд на Лукьяновку, где над решёткой прогулочного дворика – синее небо и яркое солнце, и можно ходить, не держа руки за спиной, и не смотрит на тебя видеокамера, и туалет отделён от камеры какой-никакой загородкой?
Это Украина, ХХI век. Почти Европа.
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.